Преступление из-за материального затруднения и необходимости достать денег для содержания семьи

Материальные затруднения и необходимость достать денег для содержания семьи в достаточном довольстве дали толчок к преступлению двум цыганам - барышникам лошадьми, троюродным братьям, впервые осужденным за бандитское нападение, сопровождавшееся покушением на убийство. Дело было так. 4 апреля 1921 года, в одиннадцать часов ночи, один из них — Иван Павлович Г., 36 лет, выстрелил, с умыслом убить, в спину извозчика, на котором они ехали за Спасскую заставу. Другой — Иван Никитич Г., 25 лет, когда брат сообщил ему о намерении убить извозчика, взять у него деньги, костюм, экипаж и лошадь, — отговаривал первого от совершения такого преступления, но потом помогал брату в похищении вещей этого извозчика. Оба они происходят из зажиточных цыганских семей, которые имели в г. Клину свои дома и вели довольно широкую торговлю лошадьми; последняя им, как их отцам и дедам, давала хороший доход. После революции их имущественное положение ухудшилось, но все-таки они нужды, в собственном смысле слова, не знали и продолжали торговать лошадьми. Кроме этого занятия, они знают еще: Иван Павлович — кузнечное дело, а Иван Никитич — шорное. Умственный уровень того и другого невысок: Иван Никитич — совсем безграмотный, а Иван Павлович учился немного в начальной школе, но ее не кончил; ученье давалось ему трудно, особенно трудна ему была арифметика. Сейчас он подучивается в школе исправдома, учит дроби. Ни тот, ни другой не читали никаких книг и вообще умственных интересов никаких не имели. Память у обоих слабая, у Ивана Никитича — несколько лучше, чем у брата. Все их интересы — в торговле лошадьми и в семейной жизни. Оба они — на вид добродушны, хитры и плутоваты. У обоих есть прочно сложившийся комплекс хищнического приобретения денег. В их конской торговле не все обстояло благополучно, было много плутовства: они как-то и зубы поджигали лошадям, и разными другими приемами надували покупателей. В этих обманах при продаже лошадей оба не видят ничего дурного и даже удивляются, когда их спрашивают, не считают ли они это плохим делом: ведь так все делают, так делали их деды и отцы, а они были не хуже их, почему же им этого не делать. В справке о судимости Ивана Павловича есть указание на то, что в 1920 году он был приговорен к концентрационному лагерю на 3 года, а в 1921 году — на 2 года, в виду амнистии — условно; в первый раз — за конокрадство, а во второй — за спекуляцию лошадьми и дезертирство. Иван Никитич также судился за конокрадство. Оба они совершили ряд побегов из концентрационных лагерей. Оба были на военной службе: Иван Павлович был призван в 1915 году, участвовал в бою под Барановичами, где и был контужен воздухом во время разведки, после чего стал плохо слышать. Осенью 1917 года был демобилизован. Иван Никитич на фронте не был, служил в тылу год, — с 1916 по 1917, — после чего его уволили, так как его ударила лошадь в бок и последний у него разболелся.

Оба они пьют, Иван Никитич — часто и довольно сильно, причем пьяный склонен драться, «вспомнить старые грешки жены и постегать ее кнутиком», Иван Павлович пьет сравнительно редко и не сильно, только во время данного преступления был изрядно выпивши. Отцы их также пили и сильно. У обоих братьев заметны уважение к старшим, особенно к родителям, и признание большой ценности семейной жизни. Оба очень ревнивы, считают неверность жены великим для себя позором. Иван Никитич говорит, что ни за что не простил бы неверности своей жены, а или убил бы ее, или выгнал вон. Он женился в 17 лет и скоро овдовел. Теперь он женат вторым браком на молоденькой цыганке 18 лет и очень тоскует о семье в тюрьме. Когда его вели в тюремную больницу, потому что у него вновь разболелся ушибленный бок, он по дороге сбежал, так как «дома жена молодая, не охота в тюрьме сидеть». У Ивана Павловича семейная жизнь не удалась. Первая его жена прожила с ним около 10 лет, прижила 4 детей, но как-то, во время отсутствия мужа, сбежала с другим цыганом. Иван Павлович был в бешенстве и ясно обнаружил свою склонность к насилию; он ездил по округе, грозил убить всякого, кто, зная, где его жена, не скажет ему об этом, но разыскать ее не мог. Тогда он распродал всех лошадей, ликвидировал свое хозяйство в Переяславле, где тогда жил, запил горькую и уехал в Москву и в Клин. Здесь он со своим братом Егором снова занялся торговлей лошадьми и кое-как оправился. Вскоре он влюбился в молодую цыганку 22 лет из хора Стрельны и взял ее к себе в жены. Мать его была против этого брака, так как считала его новую жену «белоручкой», с «дворянскими замашками», женщиной, которой нужны будут «мамки да няньки», а на это денег нет. Действительно, содержание новой жены стоило ему много денег, и он испытывал постоянную нужду в последних. Во время его сидения в концентрационном лагере вторая его жена ему изменила, рассорилась с его родными и ушла к другому цыгану. По освобождении он сумел с ней примириться, но должен был поселиться с ней отдельно, а матери давать денег на своих детей от первого брака. Он испытывал острую нужду в деньгах в момент своего убийства.